Приходит командир. Глянет поверх затылков на свое кресло, громко спросит: “Так, ну а меня-то пустят сюда?”. Пустят.
Бегут капли по стеклам кабины ...
Радио уже заговорило: “ ... международная, информация Танго ... ветер у земли два-шесть-ноль градусов, пять ... на высоте сто ... на высоте круга ... давление семь-три-ноль, семь-три-ноль-семь-три-ноль”...
Суета в кабине. Но штурман уже КЛН-ку настраивает.
“Чего-нибудь почитать мне взял?”. “Вов, эту ... “Бегство из пасти Вельзевула”... приключенческий !”. “Нормально ... Так сколько керосину заправили все-таки, Васильич ?”. “Двадцать пять тонн”. “Ну и правильно”.
Бригадир заходит: “Как будем кушать?”. “Хозяюшка, на ваше усмотрение, только вот фруктовой и минералки сразу принеси, и стаканчиков побольше”. “Я в курсе. Все поняла. Сто один пассажир, 2 тонны”. “Десять тысяч сто, три часа”. “Все поняла”.
Кабина освещена желтым воспаленным светом лампочки, все в ней мигает, звонит, гудит. Штурман кладет в пакет за кресло капитана карту, линейку. Глухое авиационное щелканье тумблеров, переключателей, замков. Вот и на моих ушах гарнитура, пластмассовый микрофон у рта. Поэты, завидуйте !
Опять, в который уж раз, не поверить, что все это происходит со мной ...

... Восемь часов спустя — аэропорт, ставший близким существом с детства, дождь, серое утро. Пива банку взять ?
“А там тепло было, теплее, чем в Москве”.
“Икарус” ныряет под мост кольцевой. Качка и дремота в метро. “Бог, знает где сегодня ночью был...”
Вот и дома. Днем дочка разбудит.
— Пап, ты сегодня летал ?
— Ага.
— Ну и как ?
— Нормально. Там в сумке достань ... Я тебе горчицу твою любимую привез, маленький джем и яблоки вам с мамой ...

1995, аэропорт Внуково

Евгений ЧИГРИН

ЛИММА

Тяжелое небо висит над землею,
Поделена звездами сфера мерцанья.
Здесь воздух дороги пропах коноплею,
А ветер в лесах заблудился. Молчанье,
Наверное, приняло облик незримый
(Лишь ангелами явлен сей лик до рассвета),
Что странствует в темени города Лимма,
Купаясь в прохладе пришедшего лета.

Полвека назад обитатели края
Построили лодки и в море уплыли,
Тревожно крича, провожала их стая,
Пока за далекой волной они скрылись...
И город остался один средь утесов,
Он брал одиночества злые уроки,
Крепчал и сердился мороз-красноносов,
Весна разминала зеленые ноги.

И время лениво крутило колеса,
И тихо струилось в жилищах и храмах.
Гнездились маевки, а два альбатроса
Однажды клевали, забытое дамой,
Манто из какого-то гладкого зверя
И звуки восторга при этом звучали
А волны привычно ласкались о берег
И с нежностью камешки полировали.

Здесь нынче один я хожу средь развалин
И слушаю ветра глухие упреки
Не мне, временам, что сюжет разыграли,
Чему соучастники — местные боги.
Они горожанам навеяли были,
Что есть за морями роскошные страны.
И вот простодушные в лодках уплыли,
И в жертву себя принесли урагану...

А боги, презрев времена, отдыхают,
Шесть мощных гигантов, что в бронзе отлиты,
Стоят возле скал. Гостят ли? Скучают?
Бывают ли боги хоть раз виноваты?
Едва ли. Скорее они торжествуют!
Что греет сих идолов — бывшая слава?
... Лишь ангелы ночи о мёртвых тоскуют
И, может быть, эти душистые травы.

г. Южно-Сахалинск