Соблазнительна как первородный грех.

Или плетется дама с унылой собачкой —
обе гротескны, ну и что ж?
Это город художника: очередь за подачкой,
и богач на бродягу похож.

Дни спешат потоком автомобилей,
полицейский свистит, кто-то куда-то бежит,
пьяную женщину в баре снова избили,
и у типа за стойкой подозрительный вид.

Но глаз художника радуется добыче:
женщина послушно ложится под его карандаш,
и в дантов ад, улыбаясь, спускается Беатриче,
и Фауст Маргарите предлагает реванш.

А художник делает зарисовки в блокноте:
модели в одежде, модели без...
Всё на самой высокой ноте,
которую ловко выводит бес.

Тамилла ШОНФЕЛД

***

В.Б.

Так из давних времен, как ведется давно,
окунись с головой, не ступая на дно,
в мутно-серый проем: целлулоидный миф,
как заставка Ленфильма.
Металлический звон, отменив тишину,
растревожит те сны, что крепчают к утру,
и к окну принесет запоздалый привет
непутевый посыльный.

Значит, час не пришел и не выдался срок,
не сумел все понять, всего сделать не смог
хорошист-ученик, самозванец-пророк,
так бывает не часто.
Не был выверен курс, и запутан сюжет
безотрадной игрой скудно прожитых лет.
Ты, припомнив об этом и тут же забыв,
пожалеешь отчасти.

Ты тогда замолчишь, сам наскучив себе,
и устанешь гулять в коммунальном дворе,
где не скрыться от мух, от кухонной возни,
от соседского хама,
там, где киснут борщи на тесовых столах,
где теряется правда в запретных словах,
там где стынут мечты в перебитых горшках
суповой амальгамой.

И в надежде забыть отвернешься, и вдруг,
не расслабив кулак, пересилив испуг,
перепрыгнешь забор, поцарапав плечо,
не вздохнешь, не заплачешь.
Только пыль отряхнешь, не взирая на боль,
и поднимешь горбушку и серую соль,
и, дожив до утра, у чужого костра
воспоешь неудачу.

Будто в избранный день, накануне добра
заострится минута, настанет пора
поскорее вскочить на ступень эшелона
проходящего мимо.
Не проверив на слух, не прикинув на глаз,

отпружинив, взлетишь, помолившись семь раз,
услыхав из толпы неожиданный смех
злополучного мима.

И в пути, что ведет непременно к себе
постареешь слегка, повзрослеешь вполне,
изменившись ни чуть, отшумев, отболев,
как сумеет не каждый.
Износив сапоги, обойдешь белый свет,
провожая закат и встречая рассвет,
перейдешь рубежи, перепрыгнув забор,
как бывало однажды.

И потом на привале у мелкой реки
снимешь старый бушлат и развяжешь шнурки,
сверишь то, что познал с тем, что напрочь забыл,
и напишешь об этом
на измятом листе вновь окрепшей рукой,
без последней строки, перебив запятой,
никому не покажешь,
и прочтешь только мне
по большому секрету.

Леонид БУЛАНОВ

***
Разворчавшимся лешим –
Незаполненный лист.
Как бы ни был Я грешен –
Перед Господом чист.

Как мне кажется... Может...
Может, впредь нагрешу.
Антитезой низложен,
Но раскрыв парашют.

Сон, свалившийся с неба,
Весь из келий, как скит,
Неразгаданный ребус
Разрывает виски.

Если попрано право,
Право ж, Я виноват.
Ослепительный траур
При лампаде в сто ватт.

Ощущается — ночью,
Будто замкнут в сосуд,
Где строптивое строчье
Имитирует суд.

Адвокат мне неведом,
Разве может — Святой,
Да присяжные следом
В белый лист на постой.

Строем тянутся пешим,
Вот и весь бенефис.
Перед кем-то Я грешен,
Перед Господом — чист.

Так мне кажется...

***
Известно, креативен труд
(за исключением элиты),