Скрипнула калитка. Во двор вошла Валентина с пацаном в одной и с большой эмалированной миской в другой руке.
— Еще не опалили? — притворно удивилась она. — Я уж думала, разделали...
Подошла ближе.
— А ты чего один-то палишь, Степан? Так и до ночи не управитесь! Иван Иваныч-то где? Чай, со страху не помер? Визжали на весь проулок!.. А Петровна?.. Да и ты-то чего волком смотришь? А!? — Валентина уставилась на Пашку. — Ему в ночь на работу идти, а ты дурня валяешь! Давай, давай, помогай! Любишь мяско-то небось? А то отвык там...
Они оба встали над свиной тушей и повернулись к Валентине.
— Дура ты! — рявкнул на жену Степан, но было уже поздно.
— Пошли вон отсюда! — приказал Пашка, схватившись за паяльную лампу.
Валентина оторопела.
— Че-го?
— Пошли вон! Катитесь!
Лампу он вырвал у Степана и направил на нее.
Задом, задом чета отступила к воротам, и только когда калитка захлопнулась — заплакал ребенок, и Валентина понесла:
— Придурок! Тебя лечить надо! Подавитесь своими свиньями!
Заперев калитку, Пашка вернулся к туше. Палить было неудобно, налившиеся тяжестью руки дрожали, да и Пашка не умел этого делать. Да и не до этого было. Думалось какими-то рваными кусками, неопределенно. Дрянная соль ела глаза. Как подошла мать, он не заметил. Петровна помолчала, посмотрела на его бессильные попытки закончить работу, а кинуться помочь — не решалась. Только что, оглушенный кровью, Иваныч рассказал ей о сыне, о ранах его и остался сидеть там, в доме, у окна, безразлично и затравленно глядя на Пашку, на “свое последнее отражение в зеркале жизни”. Петровне не хотелось трогать его. Они знали друг друга. Потому она вышла к сыну одна. И плакала теперь тихо, почти без слез, наблюдая за его руками. Огонь в лампе поослаб.
— Подкачай, сынок, — советовала осторожно Петровна.
Здесь он увидел ее!
— Мама?.. Сейчас подкачаю...
Пашка весь напрягся, чтобы руки не подвели его перед матерью, и тут же ошибся. Пламя лизнуло пропитанные бензином рукава фуфайки. Рукава вспыхнули. И Пашка упал на землю. Он начал кататься по ней, чтобы сбить огонь, он знал, как это сделать. И вдруг увидел над собой мать с ведром в руках и с обезумевшими от ужаса глазами.
— Мамочка! Не-е-ет! — прокричал он, успев оглянуться на те два ведра: с бензином и с водой, что стояли у свиной туши и уже успев понять, что одно из них в руках у матери, но остановить ее не смог.
Петровна выполнила свой долг. Вылила из ведра все до капли, пытаясь спасти, стараясь попасть на огонь...

г. Кемерово
№5, 1994 г.

Из антологии ДиН

Александр ТИНЯКОВ

ПЛЕВОЧЕК

Любо мне, плевку-плевочку,
По канавке грязной мчаться,
То к окурку, то к пушинке
Скользким боком прижиматься.

Пусть с печалью или с гневом
Человеком был я плюнут,
Небо ясно, ветры свежи,
Ветры радость в меня вдунут.

В голубом речном просторе
С волей жажду я обняться,
А пока мне любо — быстро
По канавке грязной мчаться.

Март 1907 г.

Знаменитые строки Сибири

Может быть, при остром дефиците
В городе мемориальных мест
Именем моим веселый житель
Назовет какой-нибудь подъезд.

Эдуард Нонин (Норильск)