<< 

Юрий ТЮРИН

ОБ ОДНОМ СТАЛИНСКОМ ЗИГЗАГЕ

 

Создание искусственного образа врага — это характерное проявление лжепатриотизма. Уроки истории показывают нам, современникам краха тотального противостояния, насколько опасны и вредны для массового сознания идеологические и политические игры...
Теперь очевидно: если бы Эйзенштейн по каким-либо причинам затянул съемки “Александра Невского” до сентября 1939 года, киноискусство лишилось бы экранного шедевра. Эйзенштейн успел.
Картину приветствовали в Кремле, зрители страны восторгались подвигами русских ратников на льду Чудского озера, где погибла металлическая “свинья” меченосцев. Фильм с успехом держался в прокате, Совнарком дал автору орден и Сталинскую премию.
После запрета “Бежина луга” Эйзенштейн восстановил свою репутацию ведущего кинорежиссера. НКВД его не тронуло, хоть он и попал в список “антисоветской, террористической организации”, которая была связана с “врагом народа” Ежовым (расстрелян), но еще теснее — с Бабелем, арестованным в мае 39-го. Эйзенштейн ведь обговаривал с Бабелем свой “Бежин луг”.
Через некоторое время Эйзенштейн возьмется поставить на сцене Большого театра “Валькирию” Вагнера любимого Гитлером композитора, а затем прославить кровавую фигуру Ивана Грозного, любимого исторического деятеля Иосифа Сталина. Трагедия такого шага режиссера известна, хоть мировое кино и приобрело вершинное произведение своего исторического фонда — вторую серию фильма о царе-палаче. Но сближение со Сталиным укоротило художнику жизнь.
Монументальный, памятник — лобастый Сергей Михайлович. Эйзенштейн первый, уникальный, гениальный. Так ли это? Да и нет. Как всякий смертный, дорожил он дыханием своим. Бог ему судья, не мы, конечно. Сами не без греха...
Бывало, Эйзенштейн соблюдал границы допустимого. Такой пример из его письменного наследия.
В августе 39-го — рокового — Эйзенштейн пишет статью “Патриотизм — моя тема”. Режиссер успевает воскликнуть: “Вокруг рыцарей до разгрома на Ледовом побоище стоял ореол непобедимой и несокрушимой силы. Есть немало маловеров и слабых людей, которые так же слепо верят в непобедимость и несокрушимость наглеющего дипломатического и военного авантюризма, который проявляется на мировой арене Гитлером и мировым фашизмом... Пускай не стелются перед фашизмом, пускай не становятся безропотно на колени перед ним, пускай прекратят неустанную политику уступок и подачек этому ненасытному чудовищу”.
Трагическое было время для наших художников. Сказкой выглядит история, почему не расстреляли Пастернака. Поэт молчал перед вождем. И тот его не уничтожил.
Упомянутую статью Эйзенштейна не напечатали. Она хранилась в ЦГАЛИ, пока потомки не включили рукопись в собрание, в первый том избранного Эйзенштейна. Это уже было после смерти Сталина.
“Александр Невский” добавил славы автору. Незаурядный фильм. И все-таки счастье для кино, что картина не опоздала. Факты?
Давайте посмотрим, как жила страна. Об Эйзенштейне. В феврале 40-го года в “Правде”, чьи статьи тогда воспринимались как мнение политического руководства державы, Эйзенштейн печатает размышления “Советский исторический фильм”. Затем выступает первым как генеральный докладчик на совещании по вопросам исторического и истори

 

 

 

ко-революционного фильма. Не забудем, шел 1940 год. Зенит экспансионистской внешней политики Сталина.
В докладе Эйзенштейн, автор “Александра Невского”, антифашист, ни словом не коснулся Гитлера, не упомянул тевтонов, кровавых меченосцев. Он словно забыл, что какой-то год назад клеймил “ненасытное чудовище”.
Эйзенштейн, будто интеллектуально красуясь перед коллегами, толковал об историческом пейзаже, особых принципах композиции, динамичной живописности Валентина Серова. Против кого же воевал герой его фильма — князь Александр Невский? Немцев? Докладчик не сказал**.
Бытует мнение, в научных кругах в том числе, что советское историческое кино сделало многое для воспитания патриотизма накануне Великой Отечественной войны. Конечно, сделано многое. Но пришло время подвергнуть это заключение более строгому анализу. Ведь изрядная часть фильмов — к нашему сегодняшнему негодованию, запоздалой боли —утверждала шапкозакидательство. И тем самым наносила моральный урон народу, вызывала и закрепляла чувство национального превосходства и, что наиболее опасно, как показали события, уверенность в превосходстве военном.
Поэтому вопрос о патриотической роли предвоенных фильмов, не исключая, разумеется, исторического кинематографа, теперь представляется куда сложнее, запутаннее, чем думали и писали раньше. Прежние стереотипы не вобрали в себя полноту оттенков реальности. Следовательно, правда пока не выяснена.
Ханютин пишет в “Истории советского кино”: “Исторический фильм этих лет, быть может, более, чем какой-либо иной жанр, испытывал влияние и прямо формировался современной ему действительностью, ее идеологическими мотивами” .
Конечно. Волос не упадет с головы человека без повеления на то...
Разнесем ли по камням предвоенное кино? Или пересмотрим, скорректируем “шедевры” тогдашних лауреатов, орденоносцев? Хоть с осторожностью. Как ни оправдывай деятелей кино, работавших с конца августа 39-го по июнь 41-го, а они заслуживают новой оценки потомков. Дело не в том даже, что они не оставили нам, людям освобожденного духом Отечества, своих Платонова или Михаила Булгакова — мучеников правды. А в том, что так или иначе присягнули кривде.
Но! Полочные фильмы тех лет были совсем иные, чем картины “шестидесятников” или ленфильмовцев 70-х и 80-х годов. Положа руку на сердце, кто из нас, нынешних смелых, рискнул бы возразить Самому?.. Кто? Не было таких и в тогдашнем кинематографе. И кинопроизводство шло на поводу у партократии. Ханютин насколько был смелый критик, все же написал не свое, сейчас такое читать неудобно: “Исторические фильмы второй половины 30-х годов создавались в годы, когда социализм уже победил, когда мощь народного гения, его творческие силы ясно и победно проявились в свершениях пятилеток (первая пятилетка была провалена. —Ю.Т.). И в фильмах этих, естественно (?), возникает стремление показать историю как творчество масс...”
Нет, не возникает у деятелей кино 30-х годов “естественного стремления” показать историю. Художникам приказывают. И они подчиняются. Волна “оборонного энтузиазма” захлестывает их. Мало кто, как думается, из тогдашних режиссеров, двинутых “наверх”, всерьез был влюбленным в отечественную историю, знатоком ее, тем паче защитником нашего прошлого. Они подчас удивлялись, когда узнавали, что Александр Невский причислен к лику святых, что Пожарский был князь, а Церковь сотворила величайшие на православном Востоке памятники зодчества. Они-то, люди кино, шагали левой, левой... Далее, к тексту Ханютина. Юрий Миронович прекрасно знал после антикультовского доклада Хрущева, что больше народа двигал историю вождь. А раньше? Это сам Петр Великий внедрял свои реформы, брил бояр. Это лишь словом царей Екатерина и Павел посылали чудаковатого гениального Суворова то на Варшаву, то в Альпы. Может быть, только Алек

 

 

 

Скачать полный текст в формате RTF

 

 

>>

оглавление

 

"ДЕНЬ и НОЧЬ" Литературный журнал для семейного чтения (c) N 1-2 2001г