Блонт, как назло, упорно не соглашался ни с чьим мнением, спорил с защитником и все громче и громче бряцал цепью, готовясь к выступлению. И лишь после того, как защитник самым натуральным образом взмолился перед ним и дрожащим от волнения голосом напомнил о том, что рассвирепевшие судьи в подобном случае тоже сошлются на сигналы из космоса и влепят ему на всю украинскую катушку, Блонт сдался, согласившись на краткое более-менее сносное выступление. Он говорил всего десять-пятнадцать минут, но эта речь, яркая и насыщенная до предела, заставила содрогнуться многих... Автор специально опускает ее из повести, дабы читатель имел возможность пофантазировать и поупражняться в психоанализе, как делал когда-то З.Фрейд.
Итак, суд через минуту удалится в совещательную комнату для того, чтобы непредвзято и справедливо решить участь подсудимого. Читатель, безусловно, не в состоянии предвосхитить приговор независимого суда, а потому и не стоит напрасно гадать. Все будет, как должно, ибо пути Господни воистину непостижимы. В любом из случаев Блонт навсегда останется в памяти народа и, будем надеяться, он все же когда-нибудь поймет, что ничего кроме Любви в этом мире для человека нет. История знала много личностей с парадоксальным складом ума, но все они, так или иначе, работали на одно, порой не сознавая этого и считая, что вносят в сознание масс нечто новое и более качественное. Душа начинается с боли! Запомним это изречение, друзья мои, и не станем причинять ее другим денно и нощно, если такое возможно.
Ну вот, наконец, и суд, господа... Секретарь снова объявила знакомое “Встать, суд идет!”, зал снова зашевелился и все взоры устремились на судью. Чтение приговора длилось целых полтора часа, последние решающие слова Теличкиной прозвучали особенно и громко, как, наверное, все последние слова в подобных случаях.
“Приговорить Блонтова Блонта, неизвестных отчества, гражданства и национальности, к трем годам ссылки и к полной конфискации всего птичьего имущества. Приговор может быть обжалован в Верховном Суде в течении двадцати дней после получения копии”.
Анна Трофимовна кончила читать, привычно и быстро собрала лежащие перед ней бумаги и, не глядя на подсудимого, пошла на выход. Блонт было собрался спросить у нее, о каком именно имуществе идет речь, но передумал.
– Ты вернешься, Блонт? Скажи, ты вернешься?! – с острой болью в сердце спросил Дамир Леопольдович у друга, выглядывая из-за широкой солдатской спины, заслонившей Блонта.
– Я обязательно вернусь, сэр, и мы еще повоюем, – ответил попугай, прощаясь с Лорочкой, дедушкой Гришей и Евгешей. Дамир Леопольдович успел передать узнику небольшой пакет с “медицинскими” бубочками и пошел проводить его до машины. Конвой торопил, двери “воронка” вскоре с шумом захлопнулись и, обдав друзей пылью, он помчался по широкому шоссе куда-то в сторону Индонезии. Не все дороги ведут в Рим!

г.Киев

Алексей СИДОРОВ

* * *

...и вот выйди на улицу и громко скажи:
Мельпомена и Терпсихора –
что подумают про тебя? да ничего;
не мигает, слезится от ветра
красный зрачок светофора –
я уже где-то видел его,
я уже где-то видел жестокие дикие игры,
не в полях Карфагена,
когда был полетом стрелы?
путаются мысли, бродят по улицам тигры,
или это ослы...
...так мы ехали три недели
по незнакомой местности,
лил дождь, под копытами не кончалась трава;
есть много дурных способов добиться
известности –
сказал кто-то пьяный в дрова.

г.Владивосток