Игорь КУДРЯВЦЕВ

О СКЛОННОСТЯХ

ПРОВОДЫ

– Какай давай, не балуйся... – сказал Вовка, худой длинноволосый малый, сидящей на горшке сестренке. – Что же мне с тобой делать-то, Ленка? Совсем нас с тобой мамка забросила... вот сейчас возьму тебя с собой в армию...
Ленка – лысенькая, мордастая девчонка двух лет – сидела, улыбаясь одними глазками-блюдцами, на горшке и что-то лепетала ему в ответ на своем тарабарском языке. На полу валялся пьяный вдрызг отец и вторил ей, только уже на каком-то другом наречии. Пузатый щенок, обхватив отцовскую голову лапами, теребил его мясистое, красное ухо. Вовка отпихнул щенка в сторону:
– Отгрызешь старому ухо... он и так ни фига не слышит...
Послышался стук в дверь, затем хриплый старушечий голос:
– Хозяева! Есть кто дома?!
Вовка выбежал в прихожую. На пороге стояла морщинистая, губастая старуха в ветхом пуховом платке и замызганном пальто.
– Здравствуй, милый сын! Мне бы Капитолину. А ты не старший ли ее будешь?..
– Да, сын... – буркнул Вовка в ответ. – Она, вон, пьяная лежит...
– Я соседка ваша... чифирнуть захотелось, думала, Капа мне чайку немного в долг даст, а она – вон оно что...
– Сейчас я посмотрю... – сказал Вовка и пошел на кухню искать чай.
Старуха поплелась за ним:
– Что-то я тебя, сынок, не видела раньше.
– Да я два года в институте учился... бросил... теперь в армию забирают.
– Когда берут-то?..
– Сегодня. Повестку уж получил. Мне через полтора часа уж в военкомате нужно быть.
– Ой, милый сын!.. жалко-то тебя как!.. и волосики-то твои, сердешный, состригут!.. – запричитала старуха, протягивая свою дребезжащую сухую ручонку к Вовкиным длинным, спутанным лохмам.
Вовка пошарил по всем полкам – чая нигде не было:
– Нету! Бабк, может тогда выпьешь?.. Водки – море, жалко, добро пропадает.
Старуха заулыбалась, выпятив свои негритянские гофрированные губы:
– Отчего ж не выпить... выпью.
– Пойдем в ту комнату, а то у меня там сеструха одна, на горшке сидит.
Они пошли в комнату.
– Как звать-то тебя? – проскрипела старуха.
– Вовка.
– А меня – тетка Маня... Ой, Иван-то хорош... гля-ко ты, как развалился, лысый хер!.. – она увидела лежащего на полу отца.
Ленка ездила под столом на горшке, который прилип к ее попке от долгого сидения. Вовка вытащил ее из-под стола, со звуком оторвал от попки горшок, на

дел на сестренку колготки и пошел выплескивать ее добро на улицу.
– Леночка, какая большая стала! Иди к тетке Мане, красавица!.. – затрещала старуха, протягивая к ней руки.
Вовка быстро вернулся; бабка Маня сидела за столом, держа Ленку у себя на коленях, – та смеялась, показывая бабке свои маленькие зубки.
– Хорошо тебе, Ленка... – сказал Вовка, гладя сестру по голове. – Все-то тебе весело, и ничего-то ты еще не понимаешь...
Он налил стопку водки и придвинул ее к старухе; та выпила и разговорилась:
– У меня тоже сын... один, да непутевый. Пятую ходку делает. Я его сама на зоне родила, четыре месяца ему было, когда вышла...
Вовка налил ей еще стопку.
– А ты сам-то чего ж не пьешь? Пей, пока можно... – сказала старуха.
– Не охота! Хочу трезвый рассудок сохранить... – Вовка взял у нее Ленку и посадил к себе на колени. Тетка Маня выпила и совсем разомлела:
– А где ж друзья твои? Что один?..
– Друзья давно все в армии служат. Я один остался... – Вовка закурил.
– Милый сын, дай мне тоже сигаретку.
Вовка дал старухе сигарету, спички; та закурила, с шумом выпуская дым. Вовке показалось, что ее лицо сразу сделалось таким же серым, как ее замызганное пальто, а губы еще больше сморщились.
– Ты не смотри, что я, бабка старая, курю... это меня Германия научила... меня в войну, девчонкой еще, немцы в плен угнали. В Австрии была, у помещика одного. Там и научилась. Потом союзники, американцы, освободили. А я немецкий хорошо тогда уже знала... домой вернулась, и, х... ли толку, в комендатуру попала. В комендатуре два года переводчицей работала...
Старуха заправила дрожащей рукой выбившиеся на виске седые волосы в платок, и Вовка снова заметил, что все у нее какое-то серое: и замусоленное пальто, и платок, и седые волосы, и скрюченные руки, и лицо, и даже выцветшие радужки глаз.
– Слушай, бабк, может, ты посидишь с Ленкой, пока они немного очухаются? Мне уже идти надо... не оставлять же ее одну. А ты ешь, пей тут чего хочешь... – вдруг сказал ей Вовка.
– Ой, милый сын, конечно посижу! Мне, старой, все делать-то нечего одной, – всполошилась бабка Маня, и по лицу ее было заметно, что она даже рада, что ее оставляют за столом, полным водки и закуски,

Скачать полный текст в формате RTF