ДиН Гайд-парк

ЛЕВ АННИНСКИЙ: СЛОВО ОСТАНЕТСЯ

Раткевич: Не так часто к нам в Сибирь приезжают люди, общение с которыми – духовное потрясение. Далековато мы забрались в тайгу, а умные сейчас, увы, вовсе небогатые. А тут прилетает САМ АННИНСКИЙ! Блестящий критик, прекрасный писатель, острый публицист. Вдобавок красивый мужчина! Я боялась, что его будут рвать на части телеканалы, что не найдет он времени для моего интервью, но телевизионщики наши, к стыду их, канал “Культура” не смотрят и дважды лауреат “ТЭФИ” их не заинтересовал. ЛЕВ АЛЕКСАНДРОВИЧ получил премии как автор (сценарист) и ведущий телевизионного документального сериала “СЕРЕБРО И ЧЕРНЬ” о судьбах российских поэтов серебряного века. Понимая, что такую глыбу, такой умище мне в одиночку не осилить, я призвала на помощь писателя МИХАИЛА УСПЕНСКОГО, по совместительству мужа. И просто записала диалог людей, которым интересно друг с другом.

АНТИСЕМИТИЗМА В СИБИРИ НЕ БЫЛО, НЕТ И НЕ БУДЕТ

Аннинский: Я спрашиваю вас, Михаил, что было бы, если б Эйдельман и Астафьев здесь, на сибирской земле встретились?
Успенский: Возможность тому была, поскольку Эйдельман был в Красноярске у Ивана Маркеловича Кузнецова, нашего библиофила. У него были какие-то уникальные материалы по декабристам. Там была большая компания ученых и литераторов, Марк Сергеев из Иркутска, который запустил серию о декабристах. Но Виктора Петровича тогда не было, он в позже приехал. Они бы там неизбежно встретились.
А.: И о чем бы они интересно говорили?
У.: Ну, вероятно, они высказали б друг другу все что думали, а потом сели за стол и помирились. И мы бы не имели этой переписки.
А.: Мы бы проиграли как читатели, если б не имели этой переписки. Хотя я с ней не то что не согласен – где-то на грани если не возмущения, то недоумения. Это касается обоих. Но прочесть ее было нужно. Если бы они встретились, они бы не наткнулись на этот самый пресловутый еврейский вопрос, а просто поговорили о декабристах, о Сибири, о том, что каждого интересует.
Р.: А мне кажется, что этот вопрос на сибирской земле и не возник бы.
А.: Вот это я и хочу сказать.
У.: Виктор Петрович не силен был в этом вопросе.
А.: Простодушие.
У.: Астафьев как-то спрашивает: “А что – Жора Бакланов тоже еврей? – “Ну да”. – “Кто бы мог подумать, а ведь такой хороший человек!”
А.: Ну ведь он все же говорит с озорством! Надо ж понимать.

У.: Если б эта переписка была между Прохановым и каким-нибудь второстепенным деятелем из демократического лагеря – ее б никто и не заметил.
А.: Нормальный человек не вступает в такие переписки. Что касается утверждения, что за Уралом антисемитизма нет, то мне, как полуеврею, это хорошо известно всю жизнь. Нет такого здесь понятия, нет такого в заводе! Не заговорили б они об этом! Для этого нужно было ТАК накрутить Эйдельмана, чтобы он сотворил такую глупость и в ответ ТАК накрутить Астафьева...
Р.: Виктора Петровича накрутила, по-моему, учеба на Высших литературных курсах.
У.: Точно! У нас, кто поучится в литинституте, приезжает, глаза навыкате, горят праведным гневом: “Ох, жиды замучали! Жиды кругом, кругом...” Постепенно отпаивать водкой начинают и через год он отходит, затихает и из “борца” в нормального человека обращается.
А.: Хороший метод – надо его сохранить.
Р.: Тут в интернете читаю – Дима Быков написал под пулями из Беслана: “Вот сейчас меня здесь пристрелят, а потом скажут: “Надо ж – еврей, а умер как человек”. Это первое перо России такими мыслями обуреваем! Жуть! Слава Богу, у нас как-то не было этой дурнины в Сибири.
У.: Потому что сидели все, сидели на одних нарах. В городе моего детства в закрытой 45-тке, теперь Зеленогорске, у молодых ученых и инженеров это было просто дурным тоном, хотя рассказывали еврейские анекдоты, пели еврейские песни.
А.: Среди ученых половина была евреев, которые и не знали, что они евреи.
У.: Я не знаю – к лучшему, что эта переписка случилась?
А.: К лучшему. Раз уж брякнули оба – пусть лучше люди прочитают.
У.: Как таковой переписки не было – два письма с той стороны, одно – с этой.
А.: Назовем иначе: не переписка.
Р.: Обмен мнениями?
А.: Коллекция текстов. Демонстративные тексты.
Р.: А вы знаете, после вашего выступления у многих в кулуарах возник вопрос: “А зачем он стал говорить об этой переписке? Ведь это так стыдно”.
А.: Ах стыдно? Вот затем и говорил, чтобы стыдно стало. Нормальные люди чувствуют стыд за это. И Астафьев сам чувствовал и Эйдельман – точно знаю – сожалел.
Р.: Обоих занесло? И оба неправы?
А.: Поскольку так заносит огромное количество менее талантливых, менее одаренных, менее умных

Скачать полный текст в формате RTF