Елена ЕЛАГИНА

ДВЕ ПТИЦЫ ХИЩНЫХ

НОВОЕ СРЕДНЕВЕКОВЬЕ

Век с глазом вытекшим, с зазубренной косой,
Едва родившийся, кровавою росой
Кропящий мир направо и налево,
Век, напитавшийся еще в утробе зла,
Его наемникам несть на земле числа,
Но нет рожденной в Орлеане девы.

И в Эльсиноре Гамлета ни-ни,
Бегут гуськом слежавшиеся дни,
Листаются несвежие страницы,
И в новых храмах прихожан не счесть,
И якобы жива Благая весть,
Но веры нет, и нет надежды в лицах.

* * *
Верь – не верь, а весна на пороге,
Новых войн набухает страда,
К размножению готовы миноги,
И коты голосят без стыда.

Злись – не злись, но за детской надсадой
И капризами миру в укор
Неумелой поникшей рассадой
Возникает тревожащий взор.

Хнычь – не хнычь, но прибавилось света,
И фонемы трепещут, как язь
На крючке у грядущего лета,
Обнажая подкожную связь.

* * *
Не благодаря, а вопреки:
Вопреки течению реки,
Вопреки движению строки,
Вопреки касанию руки,
Вопреки тому, что старики
Знают, угасая, как легки
Дуновенья смерти, как крепки
Жизни ускользающей тиски.

* * *
И любил – как жил, как умел,
Предавая сто раз на дню,
И судьбой своей не владел,
Только я его не виню,
Не корю – не благодарю,
Забываю не к декабрю:
Что душа, то своя парша –
Лишь для Господа хороша.

* * *
И мнится мне, что там ни слов,
ни рифм не нужно,
Валютою другой там платят за постой.
То, с чем парили здесь, там видится недужным:
Ущербностью души, затеею пустой.

Другие звуки там, другие песнопенья,
Там не спасет тебя твой гениальный стих.
Не оправдаешься ни даром вдохновенья,
Ни честностью, ни тем, что добр был и тих.

Там всех твоих трудов глухое дребезжанье
В предбаннике сложи и выйди нагишом,
И к адскому огню своих грехов жужжанье
Добавь, как керосин задымленным ковшом.

* * *
Кому пожаловаться? Богу?
Подруге, другу ли, врачу?
Подлунному ночному стогу,
Дневному первому лучу?
Кому, скажи? Какому чуду,
Какой прозрачности речной?
Душа гола, как кукла вуду,
И воет, воет ветр ночной...

* * *
На свете счастья нет. Но есть жара и лето.
Одиллию сулит раздетая Одетта
У водной глади с выбритым пушком.
Ей не хватает перышек в прическе,
Повторены ее желанья в воске
Охотника с полураскрытым ртом.

Он загляделся, он забылся малость,
Не понимая, как здесь оказалась
Та, для которой мир спалить не лень.
Здесь знойно, здесь, пожалуй, слишком людно,
Здесь телом обмануть совсем не трудно.
На свете счастья нет. Но есть жара и тень.

И озеро с кувшинками, и даже
Прекрасный миг, когда гормон в плюмаже
При всем параде вышел на парад.
А то, что написал поэт-философ,
Оставим в прошлом. Это без вопросов.
Он сам был – ах! – обманываться рад.