лось жить. Жить. Жить. И лишь болело там, где ему мыслилась пуля Базили.

===

Он и на море обкатывал видения свои, что Демосфен голыш во рту. Пристегивал к ним строку за строкой. И радовался бушующему морю, дирижируя волнам. Но в Константинополе его ждало письмо о.Матфея.
— Друг мой! — писал тот. — Представляю, какие соблазны открывались тебе тамошним дьяволом. Помни, повторюсь, о смерти. Будь готов к ней. А смерть забудешь — бога забудешь. И жизнь не востребуется. Побольше молись, поменьше ешь. За твое очищение отстоял всенощную. И стало на душе свято-свято, как на земле святой. Отмолил. Цени.
— Умнейший человек,- скажет Гоголь Базили, что шел с ним на корабле по делам своего ведомства,- умнейший из всех, кого доселе знал..
И Костас вопьется зубами в кисть руки, чтобы не вскричать истошно, как кричат на краю могилы. Горела степь, и затухал закат. И полыхала иерихонская роза, обращаясь в пепел.
— Уходя, уходи...
Лев Пушкин, навестивший Гоголя в Одесском карантине, увидел за оградой учреждения угасающего духом человечка с блуждающим взглядом и деланной под доброжелательность улыбкой. Как-никак, пришел к нему брат поэта. С которым по величию не сравнялся. Или не сумел. Бог не позволил. Чтобы гордыня зря не распалялась. И не изливалась в желчность. Любо напрягала горячку в мозгу.

Израиль

Светлана ЕРМОЛАЕВА

НОВЫЕ СТИХИ

***
Полосы света, всхлипы спросонок…
Жизнь разбросает, – Бог соберет.
Лучшая в мире опора – ребенок,
Тонкая шейка, крошечный рот.

Вытяни, вынянчи, губы кусая.
Горестный стебель, теплый птенец…
Русская женщина, баба босая,
Так ли терновый колет венец?

Детские руки – крепче каната,
Держат надежно; кричи, но живи.
Вот и твоя зазвучала соната,
Строится снова Спас-на-крови.

Русская женщина, брови собольи,
Так ли зима чересчур холодна?
Время с избытком сдобрено солью —
Кровь солона, и слеза солона…

***
Иное знать – не хватит силы.
Не вынести и не снести.
Мир безнадежный, мир постылый –
Монетка в стиснутой горсти.
И мы, спеленутые туго,
Придушенные голоса,
Стремимся вырваться из круга
На полвершка, на полчаса.
Бывали времена покруче,
Когда тяжелая рука
Угрюмо, властно, неминуче
Считала пули у виска.
И замирала своевольно,
А после холодно и зло,
Сложась щепотью богомольно,
Брала последнее число.
Нам легче. Сумерки расстрела
Никто не выдумал для нас.
Жизнь выгибалась и пестрела
Меж скользких вычурных прикрас.
В ладонях нищенки смиренной
И в пальцах славы и перстней
Равно проходят и мгновенно
И звон звезды, и бег огней.
И надо вытерпеть рутину
Убогих слов, убогих нот.
В простую грубую холстину
Нас мерно время завернет.

г. Железногорск