Дана БЕНЮМОВА

ЗИМНИЕ СНЫ

***

Околдован дождем, светом замершим, небом простуженным,
Подворотней, изъеденной сумрачной негой...
И испариной брызг над кипящими лужами...
И туманом густым, пропитавшим все небо.

Мне когда-то давно повстречалась здесь женщина.
Меховой воротник был небрежно запахнут.
Помню, что были руки заломлено-скрещены,
И понять я не мог, чем волосы пахнут.

Она мимо прошла, и фонарь на мгновение
Вырвал скулы высокие, мокрые пряди,
Еe губы, поджатые с остервенением,
И упрямую дерзость в распахнутом взгляде.

Может, мозг мой больной надо мной издевается?
Я, слегка поклонившись, шагнул ей навстречу.
Отшатнулась она, и, как часто случается,
Подвернулся каблук, и чуть дрогнули плечи.

Прочь ушла, растревожив мечтания тайные...
Просто сердце томилось в преддверье рассвета...
Просто сумрак и дождь, просто встреча случайная...
Почему, черт возьми, мне вспомнилось это?

ОБЕРЕГ

Мне когда-то в далеком краю,
У истоков рассерженных рек,
На утесе, на самом краю
Повстречался один человек,

Не богат, не приметен ничем,
Неопрятен, как мартовский снег.
Я спросила: “Ты кто и зачем?”
Он ответил: “Я — твой оберег.

Чем живу от зимы до зимы,
Рассказать не могу, не могу...
Знай одно: от тюрьмы и сумы,
От болезней тебя сберегу”.

И достал из кармана браслет,
На запястье его мне надел.
Прошептал: “Я не спал много лет,
А еще столько дел, столько дел...”

Я ушла… Улыбаясь дождям.
Талым льдам. Половодию рек.
Бесконечным лесам и лугам...
Я ушла быть счастливой свой век.

И теперь ни туман, ни обман
Мне не страшен. Нет боли, обид...
Защитит меня мой талисман,
Он спасет, сбережет, сохранит...

В старой церкви, в далеком краю,
У истоков рассерженных рек,
За счастливую долю мою
Молит Господа тот человек...

***

Я пыталась тебя понять:
Надевала наряд непотребный
И крошила, чтоб дрожь унять,
Свою память, как мякиш хлебный.

Да, ты странная, ну и пусть,
Но душа твоя — недотрога.
Для того, чтоб понять твою грусть,
Я брела по щербатым дорогам.

А в изрытых проказой сердцах
Я искала подтекст твоей боли,
И топила удушливый страх
В опиатах и в алкоголе.

Пламенели мои грехи,
Как надгробье проросшие маки.
Я роняла свои стихи,
Словно шерсть хвост паршивой собаки.

Но однажды, устав от лжи,
Мне в лицо посмотрев не мигая,
Правда липкой твоей души
Прошептала вдруг: “Я другая...”

Натянулась обиды нить,
Стало как-то на сердце тревожно.
Да, тебя невозможно любить...
И забыть тебя — невозможно.

СОН В ТАТЬЯНИН ДЕНЬ

Мне кажется, всё это было
Со мною раньше, но когда,
Комочком к горлу подступило
Предчувствие — грядет беда.

Простоволосая старуха
Ступала, тяжело дыша.
Вопила так, что больно уху,
Людей кропила из ковша.

Кричала:“Эй, вы все возьмете
То, чем владела я одна.
Я набрала воды. В болоте
Том искупался сатана.

Безумие — мое проклятье!
Наверняка с ума сойдет
Любой из вас, кому на платье
Хоть капля зелья попадет.