Лев КОЖЕВНИКОВ

СУБАРУ

1.

К четырем часам пополудни городской рынок начал понемногу сворачиваться. Разомлевшие от жары чэпэшники и чэпэшницы, лениво переговариваясь, упаковывали не распроданный товар, разбирали палатки, прилавки, навесы, грузили на машины, и разъезжались кто куда по пыльным, раскаленным за день улочкам.
Ромка прошедшим днем был доволен вполне. Ему удалось сорвать случайно подвернувшуюся шабашку и слупить с хозяина точки за погрузку-разгрузку две сотни деревянных. Плюс “увёл” у зазевавшейся торговки кольцо “краковской” колбасы, это еще, примерно, на сотню. Так что сегодня на рыбалке у них с Михалычем есть шанс оттянуться со вкусом и, что называется, по полной программе.
В ближайшем киоске Ромка взял банку теплого пива и пристроился в теньке, на ступенях деревянного, ветхого павильона с забитой крест-накрест дверью. Шагах в десяти от него, вздымая облако пыли, шоркал метлой наотмашь полупьяный рабочий с рынка и мало-помалу подвигался в его сторону. Почувствовав в ноздрях пыль, Ромка собрался было пересесть, но внимание привлекла занятная сценка. За горой апельсинов пышная деваха-продавщица, нагнувшись, что-то перекладывала из угла в угол в глубине палатки. Её аппетитная задница, едва прикрытая драными джинсовыми шортами, бесстыдно двигалась из стороны в сторону, демонстрируя иной раз потрясающие ракурсы. Ромка невольно вытянул шею, и даже сглотнул слюну.
В этот момент откуда-то сбоку из поредевшей толпы вывернул усатый хачик (про себя всех хачиков Ромка называл Гоги) в типичной кепке “аэродром” и в коричневом пиджаке с пропотевшими подмышками. По-хозяйски встал за прилавок. Некоторое время голова в кепке, узрев пышные прелести, поворачивалась, как привязанная, из стороны в сторону вслед за движениями продавщицы. Но недолго. В следующее мгновение смуглая волосатая рука выползла из кармана и крепко ухватила деваху за мягкую ягодицу. Зад недовольно дернулся в сторону, но, кажется, не слишком энергично; толстые, покрытые черным волосом пальцы уверенно переместились ближе к промежности. Однако после очередного “рукопожатия” деваха повела себя агрессивно. Она резко выпрямилась, швырнув под ноги какую-то упаковку, и ударила Гоги по руке. Выругалась.
На Гоги брань впечатления не произвела. Он осклабился, обнажив в скверной улыбке золотые коронки, что-то шепнул ей на ухо.
Неожиданно для Ромки деваха сменила гнев на милость. Она игриво толкнула Гоги тугим бедром и, на ходу поправляя волосы, двинулась из палатки куда-то в сторону. Гоги некоторое время смотрел ей вслед, затем обернулся к соседу по прилавку и, судя по жестам, попросил того присмотреть за товаром. Спустя минуту всё с той же скверной улыбкой он отправился вслед за продавщицей.

Всё это показалось Ромке любопытным. Он оставил смятую банку на ступенях и двинулся вслед за Гоги. Однако ничего примечательного не произошло. Гоги миновал крайние торговые ряды, обогнул огромную кучу мусора и по узкой тропинке среди крапивы и чертополоха направился в сторону общественного туалета, на ходу расстегивая ширинку. Продавщицы нигде не было. Ромка хотел было повернуть назад, но теплое пиво его тоже достало. Он закинул в рот жевательную резинку и остановился шагах в пятнадцати от дощатой будки, засиженной мухами, от которой на полквартала во все стороны разило дерьмом и хлоркой.
Вдруг Ромке почудились голоса... Со стороны будки. Он повернул голову, прислушался. Так и есть, мужской и женский. Ромка хмыкнул и подошел к будке вплотную, к самой двери. Теперь было слышно всё, до последнего слова.
– Дурак... убери лапы!
– Дэвочка, нэ ругайся. Нэ нада...
– Да порвешь же! Я сама... Ну, пусти!
Глухая возня и сопение никаких сомнений в происходящем не вызывали. На стоящего перед дверью Ромку внимания никто не обращал, хотя будка была сколочена кое-как, сплошные щели, а дверь и вовсе болталась наперекосяк. Не заметить постороннего было трудно.
Ромка пожал плечами и шагнул в соседнюю “кабину”, поскольку будка была двухместной, “М” и “Ж”. Правда, вторая дверь в своё время отвалилась, и её попросту прислонили сбоку так, чтобы посетитель при желании мог протиснуться внутрь. Пока Ромка сливал пиво в яму, сопение за дощаной перегородкой усиливалось, становилось чаще, громче и вдруг закончилось утробным, задышливым хрюканьем. Стены хлипкого сооружения перестали, наконец, шататься. Гоги кончил.
– Всё, что ли? – послышался женский, придавленный шепот.
Ромка повернул голову и увидел на уровне своего пупка “глазок” из-под вылетевшего из рассохшейся доски сучка. Заглянул. Деваха успела натянуть шорты и чистила перышки, охорашиваясь, спиной к двери. Гоги всё еще со спущенными штанами стоял на “подиуме”, над очком, и держал в руке пачку сторублевых.
“Действительно, черножопый...” – удивился Ромка, брезгливо разглядывая курчавый зад лица кавказской национальности.
Гоги расслабленно отслюнявил от пачки то ли четыре, то ли пять бумажек и сунул девахе за декольте.
– Иды... сучка.

Скачать полный текст в формате RTF