Андрей ВЛАСОВ
НЕ ПРИМКНУВ
НИ К ПАУЧЬИМ,
НИ К СУЧЬИМ
* * *
Ветер ли попутный прижимист,
Вяжет ли чухонская мгла,
жизнь сложилась так, как сложилась
песня и как карта легла.
Вот и выбирай себе сушу
ото всех и вся в стороне,
чудом уцелевшую душу
грей на нелюдимом огне.
Вот и выдыхай через силу
издревле безадресный вздор
времени и месту не в жилу,
племени и роду в укор.
И, не дожидаясь отбоя,
попросту засни и забудь,
как твоя звезда над тобою
спит, не освещая твой путь.
* * *
Где-то подспудно, поскольку не рост и не вес,
чувствуя, что облучён, хоть доселе не помер,
внутренним зрением видя чернобыльский лес
на перегоне, похожем на Гомель - Житомир,
сам о себе не упомнишь, которых кровей
(да и неважно, поскольку разбавлена группа).
Волк без зубов - всё одно,
что генсек без бровей -
не соответствует званию. Куце и скупо
пересыпаются встречи, которых не ждёшь,
речью, которой не жаждешь.
Заместо жемчужин
на уши виснет пустой, тягомотный нудёж
на языке, с малолетства знакомом и чуждом.
Там до изжоги - казанских сирот и стервоз
под перегар разливанных морей по колено,
что до бумажных цветов
да искусственных слёз -
этого так же в достатке и так же не в тему.
То ли духовные жажды в границах узки,
то ль продаются
с просроченной датой разлива -
битому сердцу укол волоокой тоски
неинтересен (и это вполне справедливо).
Коли порядком отравлен порядком вещей
и полоса отторженья всё шире и глубже,
что остаётся? - из этой кромешной ничьей
выбрести в тамбур
с незапертой дверью наружу,
выкурить "Приму" и выбрать покруче откос,
чтобы верней перейти к сапогам семимильным,
миру в наследство оставив непринятый SOS
филькиной грамоты для папуасов в цивильном.
* * *
Я - рабсила. Ты - белая кость.
Ты жируешь. Я вою.
У меня пролетарская злость.
У тебя - остальное.
Остального - навалом. Ты - Крез.
Я - босота, рванина.
Не уйти от таких антитез,
но помимо
есть чего не скупить на корню
на варягам, ни грекам:
я своё при себе сохраню,
ты сгноишь по сусекам.
* * *
О.Парамонову
Понесло вкривь и вкось под откос
от былых "Вдоль по Питерской".
Кто завяз на писательских дачах,
заглох в кабаках,
Кто залез на иглу, кто пригрелся в психушке
под Сиверской,
а один умудрился в Ростове
схватить "вышака".
Кто писал кандидатские,
кто раздавал подзатыльники,
Кто читал по квартирам,
а впрочем - тоска и трусца...
Золотые мои однокашники и собутыльники,
упаси вас Господь от претензий
на чьи-то сердца.
Мы не стоим их толики
в нынешней нашей редакции,
Как не стоят они ни вражды,
ни алчбы, ни прикрас.
Не пора ли покончить
с вопросами детскими, датскими,
как всерьёз и надолго покончили с нами за нас.
Не пора ли презреть примечания и привечания,
Не пора ль неприступным
признать неприступный редут,
Не пора ли, как прах с наших ног,
отряхнуть наши чаянья?
Не судьба, золотые мои,
не дано, а дано - не дадут.