Ирина БАХТИНА

ДО СВИДАНЬЯ,
ЛУННЫЙ ЗАЯЦ

Все совпадения с реальными названиями, именами, событиями, или чем угодно еще не злонамеренны.

Бытие рождается из небытия

Лао Цзы

Иногда требуются все силы, и еще усилие сверх, чтобы сдвинуться из точки замирания, поэтому я выгреб деньги в деревянный ящичек под стеклом кассы: на все на ближайший…
– В каком направлении? – спросила кассирша.
– На ближайший, – повторил я.
– Я поняла. А в каком направлении?
– Нет, вы не поняли, барышня. К черту направления – земля круглая, у нее со всех сторон верх, а мне билет на тот поезд, что уходит прямо сейчас.
– Купе, или плацкарт?
– Хуже едешь, дальше будешь…
Я вскочил на подножку, обнял проводницу, убери руки, сволочь, сказала она мне, и засвистел паровоз.
А в узком пролете между полками полупустого вагона я снова увидел бабочку…

Я видел в матовом полусвете серой коридорной кишки бабочку. Иллюзия: я подумал, что это Траурная лента. Но это могла быть моль, и тогда это не иллюзия. Впрочем, почему? неужели мне не может привидеться моль? Просто очень большая и черная. Но так или иначе: я видел бабочку… В этой больнице очень много растерянных душ бродит по коридорам. Они беззвучно вздыхают, и оттого в лестничных пролетах сквозит. Я здесь уже давно, и кажется, научился понимать язык теней.
Сейчас ходил курить в санитарную комнату, и слышал, как вздыхает за спиной водопровод. (Я стоял у огромного окна с низким подоконником). Дышит глубоко, словно важное сказать хочет, а решиться не может. За него сказала другая потерянная душа. Я не заметил, как подошел, встал рядом со мной высокий, осунувшийся человек, с пожелтевшей кожей на запавших щеках. Он посмотрел в окно, и заметил небрежно, что закат чреват восходом. Я услышал интонацию, и понял ее буквально: красивый закат. Истинно так, – ответил я, мельком глянув на общительного больного. А потом понял, что на самом деле он сказал нечто весьма далекое от вежливого погодного замечания, и фиолетовый закат (а он всегда такой на востоке: отблеск розового заката на голубом небе, и чуть-чуть сумерек размывающих линию горизонта) не тот самый, о котором он говорит.
В ближайшие полчаса вечер сменится ночью.
Я снова взглянул на соседа: он отстраненно улыбался, а кроме того собирался уходить. Он уже как-то начал шаг. Не ногу поднял, а развернулся что ли, как корабль разворачивается от причала, прежде чем дать полный вперед. И я попрощался с ним: как вы сказали?

Я выбился из сил, размышляя о возможности прощения для себя. В том, что была война, не было моей вины, и в том, что я был на той войне, тоже не повинен, и в ранении… А вот в желании избавиться от боли, давящей в голове, в согласии на операцию, отнявшую остатки памяти… Я хотел постичь этот механизм, я хотел вернуть, то что было (ведь было?). Ничего не вышло. И никто не мог меня спасти, потому что никого не было.
И только простая мысль не приходила мне в голову: о том, что новая жизнь начинается со смерти, о том, что закат чреват восходом.

Юг северо-восточной провинции (Все относительно чего-то может быть югом, кроме разве южного полюса, да еще северного). Городок вытянулся вдоль узкой илистой речки Тыи с мутной серо-желтой водой. А в центре первый каменный дом – особняк купца Грабова, с первым электричеством и водопроводом. Первая каменная аптека, ныне действующая: с кассовыми аппаратами и стертыми за двести лет ступенями. Город начал расти с проведением к нему железнодорожной ветки, но железнодорожную развязку сделали севернее, и Новоюрьевск остался поселком еще на несколько веков вперед. За околицей выросли новостройки – Новый город: высотки, наркодиспансер, районная больница, Дом культуры (бывший загородный веселый дом). А в историческом центре Новоюрьевска по-прежнему “деревяшки” и заборы, грязные проходные дворы с подворотнями, а каменные, как тому и положено, только брандмауэры.
Я наступил на доски кривого тротуара – они с бульканьем погрузились в жидкую грязь. Мне за воротник упали две снежинки. Как бы то ни было, я перезимую. В город, сводивший меня с ума своим названием – на Луну – я не попаду по распутице, без денег…
Неработающая кнопка электрического звонка, а рядом молоток на веревочке. Кто? – спустя минуту.
– По объявлению.
Открыла немолодая женщина.
– Точнее по обоим объявлениям. Я могу быть сторожем и хранителем. По совместительству. Я служил в Афганистане и я библиотекарь.
Я, конечно, сильно преувеличил, но в то же время, не сказал ни слова неправды. Женщина молчала тупо и долго, и вдруг решила оправдаться, что вообще то, это не частный музей, но так вышло, что кто-то должен брать инициативу на себя, и волочь воз бюрократических бумаг, необходимых для открытия музея. (Вот так долго и красноречиво она выразилась).
– Вы – директор? – спросил я.
– Вдова…

Скачать полный текст в формате RTF