Ольга ОЛОУ

ЧЕРНЫЙ ЯЩИК

CАШКА

Когда мне было лет десять, кто-то из друзей рассказал нам, что такое чифир. По всему выходило, что этот “глючный” напиток есть всего лишь крепкая заварка, однако же “прет” и “таращит” от нее еще лучше, чем от запретного в те годы алкоголя. В общем, стоило моим родителям уехать на дачу и оставить нас одних, мы попробовали. Налили на донышко кружки чуть-чуть заварки и выпили залпом.
Думаю, так весело не бывает даже взрослым после какого-нибудь ЛСД.
Мы выключили свет, потом включили, потом Сашка унеслась на кухню и вернулась на четвереньках, держа в зубах брокколи. Потом мы подрались из-за одеяла и на одеяле, потом долго и с упоением читали вслух стихи, спонтанно меняя в них слова то на матерные, то просто на смешные. В конце концов, на учиненный нами шум сбежались соседи, но мы испугались и дверь им не открыли.
Самоубеждение – великая сила, дружище.

Собственно говоря, я не помню, как познакомилась с Сашкой. Воспоминания из детства похожи на старый диафильм: картинка и под ней надпись. Ну, вот такие картинки:
Одна девчонка с длинной косой лежит на земле, другая, помладше, с венком на голове, сидит рядом и просит: “Ты только дышать не переставай...” (это я упала с качелей спиной на асфальт).
Бумажные куклы разбросаны по полу, красный фломастер в загорелой руке шуршит по альбомному листу (мы с Сашкой – будущие модельеры...).
Вещи, вытащенные из маминого шкафа, губная помада, тушь, тени, туфли на каблуках больше размера на три-четыре (...и модницы).
Детский садик, снег, в котором так весело валяться, зеленые перчатки сушатся на трубе (сегодня мы еще играем, потому что из-за метели задержали рейс, но завтра Сашка улетает в Ростов к своему новому папе).
Тогда, в детстве, дружище, это была для меня первая и самая большая потеря.

Сашка вернулась в Южный через полтора года вместе с мамой и новым братиком. И сразу же легла в больницу с какой-то противной болячкой. Я поехала к ней на следующий же день, и мы долго и бурно висели друг у дружки на шее. Потом Сашку наконец-то выписали.
Мы выросли за это время, и разговаривать стали не о куклах, а о мальчиках. Вернее, разговаривать стала Сашка – она, хоть и была меня на два года младше, интересовалась и разбиралась в этих сложных вопросах гораздо лучше. Она читала “Анжелику”, красила ногти и, когда не видела мама, ресницы, ей разрешали носить высокие каблуки, она была влюблена в Леонардо Ди Каприо, а в нее, по рассказам, была влюблена половина ее класса. Я слушала ее истории, пожимая про себя плечами: вечно растрепанная, нередко с чернотой под ногтями, в стоптанных кроссовках и протершихся джинсах, я на ее фоне смотрелась той еще

пацанкой, совершенно неинтересной в глазах подрастающего мужского поколения.
Моя недобрая и циничная мама то и дело ставила Сашку мне в пример: моя подруга была аккуратней, лучше училась, у нее было идеальное английское произношение и вообще, “что за чучело я вырастила?!” На маму я злилась. На Сашку никогда – мою маму мы не любили вместе и всем сердцем, и искренне мечтали, чтобы мой папа и Сашкина мама однажды поженились, и мы стали сестренками. Сашка могла прийти ко мне в гости и с порога заявить: “Я вчера придумала, какие обои будут у наших родителей в спальне!”.
И это было безумно интересно, дружище.

Потом я сдала выпускные экзамены в девятом классе и поступила, родительскими стараниями, в элитную школу. Там было... восхитительно. Какие-нибудь полгода, и в моей жизни появились интересные люди, умные разговоры и взрослые проблемы. А еще рок-музыка, пиво, ночевки на чужих квартирах и песни под гитару. А еще несколько большая аккуратность и более-менее обычные-симпатичные женские формы, на которые все еще было по барабану мне, и уже не совсем по барабану друзьям постарше.
А у Сашки не стало меня. Вернее, я-то осталась, но все чаще оказывалась занята. Мои друзья ее не любили: “Саша – три рубля и наша” было, пожалуй, самым мягким высказыванием из их уст. Она действительно была более чем влюбчива в то время. И, когда ее влюбчивости не хватало – страшной фантазеркой. Сашка сочиняла из любви к искусству... и от недостатка любви к ней самой. Мама, занятая поисками мужа, бабушка с дедом, занятые ссорами и младшим братом, лучшая подружка, занятая чем-то совершенно непонятным...
Никому не было до тебя дела, дружище, и, наверное, быть не могло. А то, что сейчас за это стыдно и муторно так, что впору разбить голову о стену, какая теперь разница?

Мне, правда, было совсем неинтересно слушать Сашкины истории про ее очередную любовь. В скором времени я запуталась в именах ее (мнимых или действительных) кавалеров. Ей тоже было неинтересно меня слушать. Мы обе любили рассказывать, и компромисс был найден – встречи за бутылочкой вина раз в несколько месяцев теперь вполне компенсировали нашу потребность в общении друг с дружкой.
Я поступила на ин.яз. Она закончила ту же элитную школу, что и я, и поступила вслед за мной. Тайком от родителей сделала аборт, о чем срывающимся голосом рассказала мне по телефону. Я влюбилась, съез

Скачать полный текст в формате RTF